Я не умею писать стихи. Отсюда и вытекло это пристрастие к фразам и словам не в рифму.
Я готовлюсь к публикации, а потому, если будет конструктивная критика, буду премного благодарен.
Представление. Занавес
Когда сидишь в пустом зале театра, совершенно не чувствуешь времени. Полумрак, тишина, запах деревянной сцены и старых кресел с потертой бархатной обивкой. По полу сочится сквозняк, заставляя поджать ноги и обхватить колени руками.
Юпитеры давно погашены, представление закончено, повсюду мишура, блестки и разноцветные шарики и хлопушки. Но уже не мерцающие, яркие и живые, а потухшие, увядшие, словно цветы, которые долго не поливали. Совсем недавно они дарили радость, веселье, заставляли людей в масках улыбаться и смеяться, а теперь лежат забытые, ненужные. Совсем скоро их сметут в эмалированный совок старым мокрым веником и выбросят за дверь, на вьюжную улицу. Но пока они лежат на помосте и слабо светятся, доживая свои последние часы.
Грустно.
Потолка почти не видно. Он так далеко, скрывается в темноте, кажется таким недосягаемым, величественным. Протягиваешь руки к нему, словно стараясь прикоснуться к чему-то неизведанному, манящему. Как ночью тянешься к звездам, заранее осознавая всю тщетность попытки, и все равно упорно стараясь достичь цели. Так проходит вся жизнь… Но пока тебе только шестнадцать лет, и ты зачем-то протягиваешь руки к старому потолку старого здания, сидя на старой сцене.
Шорох за кулисами. Оглядываешься посмотреть, задевая занавес. Почему в театре всегда такой занавес? Массивный, тяжелый и обязательно пыльный. Когда заканчивается выступление, он опускается медленно и величаво, деля мир на две части. На ту часть, что находится перед ним, и на ту, что живет за ним. Перед ним собираются обычные люди, всегда старающиеся заглянуть за кулисы хотя бы одним глазком, узнать, увидеть, почувствовать, как живут актеры. Но у людей своя жизнь, и, когда наступает ночь, они уходят, оставляя в своих воспоминаниях только этот воскресный спектакль. И они не виноваты. Они приходят всего лишь посмотреть. А по другую сторону занавеса живут актеры. Они играют. Они играют всегда и везде. Они так живут. И невозможно понять, где репетиция, а где реальность. Они привыкли улыбаться во весь рот, громко смеяться, говорить с надрывом и плакать так, что щемит сердце: со стонами, всхлипами и заламыванием рук. Они привыкли врать. Врать все время, и уже не задумываясь над сказанным. И совершенно бессмысленно их за это осуждать. Жизнь – игра…
Но никто не знает, что, когда занавес опущен, погашен свет и в зале никого нет, все меняется. Все становится приглушенным, и пропадает злобная ухмылка, высыхают картинные слезы, сердце бьется медленно-медленно, спокойно. Зал, будто Бог все прощает, и на какое-то время позволяет всем стать прекрасными и непорочными…
Никто не знает, что все может меняться, стоит только убавить свет, выключить музыку. Никто не знает, что из-за кулисы на тебя всегда смотрят глаза. Пусть ты их не видишь, пусть ты никогда не узнаешь того, кто рядом с тобой, но до тех пор, пока есть деревянная сцена, тяжелые кулисы, продавленные кресла и темный потолок, ты будешь жить.
Гроза
Когда на улице начинается гроза, природа преображается.
Тучи, будто бы налитые свинцом, низко-низко свисают над головой, грозясь обрушиться на землю и оставить верхнюю часть мира бесстыдно неприкрытой. Изредка молнии, стремительные, тонкие, раскалывают небосвод, освещая фиолетовым светом все лежащее внизу. А затем раздается удар. Иногда он бывает настолько громок, что хочется зажать уши руками, чтобы не порвались барабанные перепонки. И даже привыкшие к таким звукам жители огромных городов боязливо втягивают головы в плечи и косятся на нарушителя спокойствия. А вот ветер может быть разный. А может и вовсе не быть. Это уж как ему захочется. Он может срывать с прохожих шляпы, вырывать совсем не нужные ему газеты и журналы. Может пригоршнями, злорадно усмехаясь где-то у самых крыш серых одинаковых домов, кидать в лицо дорожную пыль. А может спокойно гладить деревья, обрывая медленно, по очереди их листья-пальцы. С таким спокойствием маленькая девочка держит в руках плюшевую собачку, заглядывает ей в глаза, а потом берет и отрывает ей ухо. И разница между этими двумя существами только в том, что ветер делает это не нарочно. Он просто не умеет себя контролировать.
И вдруг, все затихает.
Бесполезно прислушиваться, в надежде уловить трель какого-нибудь городского представителя семейства пернатых, или услышать ор брачующихся котов. Деревья стоят, гордо задрав головы кверху. И даже целлофановый пакет посреди тротуара недвижим, полон чувства собственного достоинства, хотя вот только, минуту назад, играл в догонялки с листьями дуба. И кажется, что все уснуло.
А потом начинается ливень.
Не дождь, именно ливень. Дождь, это когда с неба на тебя падают капли воды, будто невидимое божество в великой печали, о чем-то скорбя, безутешно плачет. А ливень, это когда толпа божеств выливает на тебя ведра воды. Методично, с особым удовольствием смакуя, располагаются прямо над твоей, естественно, непокрытой головой, и играют, кто больше воды за один раз опрокинет. И почему-то именно тогда и приходит веселье. Ты стоишь посреди абсолютно пустой улицы и смотришь на людей, жмущихся друг к другу на маленьком пятачке остановки, изо всех сил старающихся не промокнуть и проклинающих все и вся за такую погоду. А тебя словно бы начинили электричеством. И все равно, что говорят, когда ты в безумном танце радости прыгаешь по тротуару и громко, во все горло, смеешься. И он, твой безумный танец, посвящается им всем: людям, небу, Богу, природе. Всем-всем. Ведь так хочется разделить счастье.
И вдруг резким порывом ветра тебе в лицо наотмашь бьет струя. Ты отфыркиваешься, как мокрый пес, и трясешь головой, пытаясь откинуть слипшиеся волосы назад. А твой друг рядышком заходится хохотом, смотря на твое удивленное лицо. Хотя сам он выглядит не лучше. Словно ощипанный воробей: весь облезлый, мокрый.
Когда вы возвращаетесь домой, уставшие, насквозь вымокшие и неимоверно счастливые, на голубом холсте над головой уже вовсю светит солнце. Яркое, беззаботное, ухмыляющееся. И кажется, что все, кто проходит мимо, тоже заразились этим весельем, потому что улыбки на лицах абсолютно у всех. Не важно, плохо ли им было или хорошо.
А по тротуарам, сбегая в один грязный водоем, бегут миллионы ручейков…
Песчаный ветер.
Где-то есть Пустыня. У нее нет названия. Так же, как нет названия у воздуха. Ее песок блестит в лучах палящего солнца. Закат и рассвет сливается с ним воедино. Как будто земля поменялась местом с небом. Золото, золото, золото. Слепящее, режущее глаза. Как на картинках про Древний Египет. В этой пустыне есть Ветер. Он живет сам по себе. Он перебирает маленькие песчинки много-много лет. Ты помнишь легенду о принцессе, которая должна была сосчитать все крупицы этого мягкого золота в пригоршне? Но она не смогла. Ветер терпелив. Только иногда он делает взмах рукой, и тогда воздух наполняется перламутровой пылью. И стираются знаки, что бы Время могло вновь начать свою летопись.
В Пустыне есть Ветряные Мельницы. Они всегда находятся в движении. Белоснежные гиганты. Они были тут всегда. Они вздымаются вверх, не обращая внимания на то, что происходит внизу. Когда наступает ночь, они окрашиваются в синий цвет. Луна здесь такая большая, что можно разглядеть ее целиком. До нее можно дотянуться рукой. А что будет, если прикоснуться к Луне? Тогда, наверное, можно все изменить…
В Пустыне нет только одного. Здесь нет жизни. Каждый день здесь только небо и песок. Растения, животные, люди… Все это будто бы находится где-то за чертой горизонта. За дверью в другой, параллельный мир.
Но Ветряные Мельницы будут вращаться всегда, пока есть ветер. Даже тогда, когда не останется ничего…
Меланхоли
Скамейка. Вечер. Шум машин, проезжающих на большой скорости, запах бензина. Закуриваешь, выбрасываешь маленький огонек спички в пожухлую траву. С тоской смотришь на мрачное осеннее небо, затянутое тучами. Солнца почти не видно в будничном смоге. Как будто ты под водой и оттуда глядишь наверх. Тусклое, давно нечищенное серебряное блюдо, затянутое пеленой газа. Вдыхаешь дым. Слишком глубоко. Закашливаешься, с ненавистью смотришь на сигарету в длинных пальцах, но не хватает силы воли выбросить. Сам себе говоришь, что это последняя. Но на самом деле знаешь, что это ложь. Громко хлопает дверь подъезда, жалобным стоном вторят оконные стекла. Они тоже слишком слабы, чтобы возмутиться и, треснув, выразить презрение. Пустые взгляды прохожих. Голова, полная мыслей. Нет. Никак не получается разобраться. Зачем ты пришел сюда? Зачем сидишь здесь, у чужого подъезда? Зная, что даже если и дождешься, никогда не сделаешь первый шаг. Отойдешь в сторону, останешься пассивным наблюдателем. Выбрасываешь окурок, ежишься от холодного ветра. Сколько ты уже здесь просидел, непонятно. Время застряло на месте, а твои часы давно не работают. Зачем ты их носишь, тоже не ясно. Причисли к вопросам оставшимся без ответов. Депрессия? Нет, скорее меланхолия и грустное соло фортепиано в ушах. Голосов нет. Их съел листопад. Вспоминаешь, как смеялся над деревом, грустно роняющим листья на пожухлый газон. Теперь вы плачете вместе. Ты пока еще мысленно. Сигареты кончились. Время тоже. Ничего не произошло. Шаги. Завтра ты забудешь эту дорогу. Серая жизнь сотрет ухмылку. Стеганет хлыстом, и ты поплетешься дальше, так никогда и не узнав.
Вопрос не в том, веришь ли ты в Бога. Лучше спроси, верит ли он в тебя.
Теплые снежинки
За окном расстилался лес. Пушистый от снега, светящегося магическим серебряным светом, он казался картинкой с Рождественской открытки. А за лесом было озеро. Оно умерло еще тогда, когда усталую землю покрыл первый робкий лед. Глубоко проникая в самое сердце, он заморозил жизнь, заставляя ее отливать холодным стеклянным блеском. Солнечный свет не мог растопить его, и в бессилии тусклое светило, стыдливо прячась за тучами и кудрявым туманом, созидало замороженный мир. Много лет зима. Много лет холод, стужа, белым шарфом снежная вьюга, и острыми осколками, врезающимися в лицо, маленькие снежинки.
Человек отвернулся от окна. Перед ним стоял Ангел. Из глаз его непрерывно струились слезы. Все его существо разрывалось от боли, потому что он не мог помочь людям. Глупым маленьким созданиям, игрушкам, похожим на новорожденных щенят. Они хотят найти выход из картонной коробки, но только тычутся влажными носиками в ее стенки. И никак не могут понять, почему у них ничего не выходит. И запутываясь еще больше, только глубже погружаются в темноту.
-Почему ты уходишь? – Человек знал, что ответа он не получит, но все равно не мог смириться с тем, что все кончено.
Ангел грустно покачал головой.
-Почему ты оставляешь меня? Я ведь люблю тебя! Слышишь, люблю!
Ангел улыбнулся и погладил Человека по лицу. Пальцы у него были тонкие и мягкие. И очень теплые.
-Ты бросаешь меня… Но что я сделал? Почему ты не хочешь остаться? Не хочешь быть здесь, со мной?! – Человек упал на колени и закрыл ладонями лицо. Его тело вздрагивало от рыданий. Он был несчастен. Он не мог ничего сделать, и сейчас, остро, как никогда раньше, он ощутил свою беспомощность. Он мог лишь наблюдать. Наблюдать со стороны, но изменить что-либо было не в его силах.
Ангел опустился рядом и, наклонившись к Человеку, отнял руки от его лица. В темном полумраке вечера он, казалось, лучился теплым золотом. Его длинные белые волосы ниспадали с плеч, подобно шелковой струящейся ткани.
-И я тебя люблю. Но я не могу остаться. Я должен идти. Я нужен им! Им всем… - Ангел обнял Человека
-Но почему ты не думаешь обо мне? Ведь и мне ты нужен! – Человек уткнулся лицом в плечо небесному созданию. Его слезы пропитали ткань одеяния Ангела и коснулись кожи небесного создания. Ангел негромко вскрикнул. Ему показалось, что к его плечу прижали раскаленный прут. Острая боль пронзила его. Человек отстранился от него, смотря с непониманием и страхом.
-Так вот они какие, слезы людей…
Ангел поднялся на ноги одновременно с Человеком. Теперь он понял. Он точно знал, что ему нужно сделать дальше. И он успокоился. На его лице появилась улыбка. Он нашел то, что так долго искал. Он нашел Человека. Настоящего, не манекена, не искусственную подделку. Настоящего Человека, способного любить. И теперь он был счастлив.
-Подойди ко мне, - попросил он Человека.
Робкими шагами Человек вновь приблизился к Ангелу. Неуверенно поднял голову.
-Теперь я знаю, что нужно сделать, - прошептал Ангел. И, наклонившись к лицу Человека, поцеловал его…
Темнота зимнего вечера проникла в пустую комнату и завладела ею. Никто не зажег свет и, не задернув тяжелые шторы, не присел на мягкий диван. Никто не открыл тетрадь в кожаном переплете и не записал новый стих. Никто не полил маленькую розу в горшочке, стоящую на столе. Никто не открыл крышку пианино и не провел длинными тонкими пальцами по его клавишам. Тишина, пустота и безмолвие.
И только небо уронило одну маленькую звезду в замерзшее озеро…
Может быть, осень?
Желтые листья медленно падали на засыпающую, всю в синяках и ссадинах землю. Они таяли. Еще совсем недавно было время их расцвета. Гордо поднявшись, стремясь достичь самого солнца, они в своем великолепии были ослепительны, легкомысленно заставляя влюбляться в себя снова и снова ветер. И вот теперь они, бережно перебираемые его руками, падали на землю, чтобы слиться с ней в вечных объятиях, исчезнуть в небытие. Навсегда. На их место придут новые, и новые же сменят их последователей. Каждый раз они будут стремиться к солнцу, но, когда достигнут его, окрасятся в его лучах в багрово алый цвет крови и в золотой цвет металла, будет уже поздно. Пораженные, обезумевшие от величия, осознавшие красоту, почувствовавшие, они будут умирать, убаюкиваемые ветром, обреченным каждую осень оплакивать своих возлюбленных снова и снова и в траурном одеянии, тревожа и нагоняя тоску, скитаться по земле. Не находя покоя, со злостью швырять тела маленьких детей деревьев в лица прохожим. Пустые, безжизненные, высохшие…
Ветер умеет плакать, но память его недолговечна. Пройдет четыре месяца, и он опять будет с замиранием сердца смотреть на крону дерева, петь серенады в теплой ночи и сдувать холодные слезинки дождя. Он забудет, как недавно плакал в трубах домов, барабанил в окна, стараясь привлечь к себе внимание, и под конец, опустив хвост, точно побитая собака, замерзал в стальной стуже.
Неоценим миг, когда любимое всецело в твоей власти. Дорожи им. Но не забудь, что тебе отдали себя. Люби и помн
Двое одного.
1.Микото
Ты ведь знаешь, чего я хочу. Ты всегда знаешь. С моих губ еще не сорвался мелодичный звук твоего имени, а ты уже здесь. Твои руки крепко сожмут меня, холодные пальцы вплетутся в мои запястья, губы остановятся возле сонной артерии. Столько раз ты уже делал это. Ты пил меня, останавливаясь в самый последний миг, когда жизнь чуть теплилась в моем молодом теле, готовая в любой момент исчезнуть, оставив тебя опять в одиночестве. Но ты никогда не доводил дело до конца. Ты наслаждался трапезой, растягивая удовольствие, оставляя меня в сладком забвении на широкой кровати. Ты сидел рядом, гладил мое лицо, слушал дыхание, и, положив голову на мою грудь, вспоминал, что такое живое сердце, и как оно бьется.
Ты знаешь, чего я хочу даже тогда, когда я сплю. В вазе возле моей кровати всегда свежий букет цветов, а в неглубокой тарелочке мои любимые конфеты. Я помню однажды, когда ты пришел, ты застал меня в задумчивости за поеданием шоколада. Он размазался возле уголков моего рта. Ты сел рядом, моя голова легла на твои колени. Мне было хорошо. Ты наклонился ко мне, и улыбнулся. «Сладкоежка». Осторожно, кончиками пальцев вытер ты мои губы, облизав шоколад с руки… Ты всегда так нежно прикасаешься ко мне, и даже твои укусы осторожны и ласковы. Так со мной никто и никогда не обращался. Я с нетерпением жду твоего появления, и каждый раз что-то во мне трепещет, сердце начинает биться сильнее, и так трудно оставаться на месте. Хочется стучать в дверь и звать тебя. Хочется как можно скорее прервать этот момент разлуки, и вновь ощутить твои губы на шее…
Ты очень красивый. Твои длинные пушистые волосы в тусклом свете свечей переливаются, как шелковая ткань, отливая синевой, подобно крылу ворона, закрывая половину лица. Кожа бледная, будто фарфоровая. Точеные, правильные черты лица, как на портрете художников эпохи Возрождения. Ты видишь меня насквозь. От взгляда твоих бездонных глаз невозможно скрыться, они затягивают все глубже и глубже, и нет возможности вырваться. От шелкового платка всегда пахнет легкими ванильными духами, а браслеты, поверх длинных перчаток с пентаграммой, негромко позванивают. Когда ты идешь, слышится легкое шуршание полов твоего плаща. Ты всегда чему-то улыбаешься, а когда говоришь, видно твои ровные белоснежные зубы, и острые клыки, приносящие мне такое наслаждение.
Без тебя моя жизнь пуста. Мрак и темнота окутывают мое существо, такое бессмысленное, жалкое. Только ты способен принести мне успокоение, Мне так нравится засыпать, держа твою руку. Я люблю тебя!
2.Элоим
Много-много лет пустота. Холод, зима. Вечный дождь за стеной, стальные прутья, впивающиеся в кожу. Вечный голод. Много времени одиночество. Заточение в темнице теми, кто так и не смог мне объяснить, в чем я перед ними провинился. Я просто делал то, что мне говорили. Я не думал ни о чем. Я готов был вернуться в ад и принести от туда души богов, если бы меня попросили, Я был покорным, верным и самоотверженным слугой. Но мне сказали, что все закончилось, и я стал не нужен. Печать, и вечная пустота. Я мертв давно, и мне нечего было терять. Мне сказали, что это не прихоть, но необходимость. Я верил, и верю сейчас. Я просто заснул на много-много лет. Человеческая жизнь коротка. Сейчас уже никто не сможет дать мне ответ. Н теперь это неважно. Мое время не в днях, но в столетиях и тысячах лет. Я был здесь, когда было Царство и буду, когда Последний из Рода истечет кровью. Я свободен.
Это случилось необычной ночью. Я увидел на скамейке в спящем парке одинокую фигуру, согнувшуюся и сотрясающуюся от рыданий. Люди любят плакать, жалея себя. Я был голоден. Очень сильно голоден…
Фигура оказалась юношей лет 16, с длинными белыми волосами, женственным лицом, тонкими губами, пушистыми густыми ресницами, на которых висели слезинки. На груди, под рубашкой, тускло светился тонкий вытянутый крест. В первую секунду, когда он поднял на меня свои голубые, таки прозрачные, по-детски наивные глаза, меня как будто пронзили колом. Я присел рядом с ним, и вытер слезы с его глаз. Он смотрел на меня заворожено, и, казалось, даже не дышал.
«Ты пойдешь со мной? Да…»
Тепло его руки не могло растопить лед моего тела, но, вплетя свои пальцы в мои, он согрел мою ладонь. Ветер трепал его волосы, и они, попадая ему в глаза, заставляли его все время смешно морщиться. Люди в метро странно смотрели на нас, когда я, посадив его к себе на колени, вплетал в его волосы красную ленту…
Первый раз ему было больно. Я не удержался и слишком сильно вонзил в его шею клыки, сжав его хрупкие плечи так, что он вскрикнул. Но я уже не мог остановиться. Его кровь на вкус была словно вишневое вино – сладкая, пьянящая. Я не мог оторваться. Я пил, насыщаясь. И лишь его протяжный тихий стон заставил меня очнуться. Еще чуть-чуть, и он бы умер. Я почти полностью выпил его.
Пока он приходил в себя, я держал его маленькую руку, и перебирал его волосы, вновь растрепавшиеся. От его кожи пахло нежным запахом детства…
Я много раз пил его, балансируя на грани смерти, он каждый раз просил еще и еще… Он очень любит шоколад и красные розы. Трудно остановиться, целуя его. Его тело гибко, стройно, изящно. Он похож на ангела, распростертого на темных шелковых простынях… Желанный, единственный, мой наркотик, мой вожделенный пленник и моя душа…
Он - мой ангел, мой демон… Я люблю его!
Осенний ноктюрн.
Что такое осень? Осень – это память мира.
Улицы, дома, деревья, небо. Все готовится ко сну. Но сон этот не приносит облегчения. Идешь домой. Вокруг голые деревья. Они похожи на людей, страдающих от невыносимой горечи. Всеми силами стараются ухватить они свои листья, защититься, закрыться от злого мира. Но ветер, все больше злорадствуя над ними, ожесточенно обрывает листья. И деревьям ничего не остается, как стонать в унисон с дождем о своей печали…
Земля все время плачет. Как разводы от косметики, расползается грязь и лужи по ее лицу. А прохожие лишь брезгливо морщатся, наступая на светлый ковер, который неумолимо превращается в прах. В прах, под сотнями и сотнями ног. Гниет… Совсем скоро его накроет белоснежный снег. Он будет убаюкивать, оплакивать их тысячами острых слезинок, что бы потом под лучами света растаять, превратиться в облака.
Небо окутывается в серый саван. Тихо умирает. Оно видело миллионы лет жизни. Оно потягивало руки. Оно зажигало звезды. Оно видело, как все сущее становится пылью на чьей-то дороге. И по этой пыли проходят, совсем не задумываясь о ее происхождении…
Знаешь, человек очень хрупкое создание. Он похож на гибкую ветвь. Он может долго гнуться. Но грубым прикосновением так легко сломать. Человек не может помнить всего. Не может помнить все обиды. Все радости. Все приятое и плохое. Человек не может долго удивляться. Все входит в привычку. Эмоции заковываются в железобетон…
Но осенью, сидя у окна, и слушая упорный стук капель по стеклу, невольно начинаешь вспоминать. О тех, кто сейчас рядом, и о тех, кто далеко. Грустная улыбка. И кажется, что никогда ни о чем не забудешь…
Но город безжалостно стирает наши мысли, заставляя снова и снова поверять одни и те же ошибки, не давая времени их исправить. И опять что-то важное, ускользает от тебя.
И только осенние звезды, покрытые дымкой смога, изо всех сил светят тем, кто слился с Памятью осени….
Риторика
Ты знаешь о том, что рожден на звезде? А книжки врут. На самом деле до них можно дотянуться.
Что такое Расстояние?
Расстояние- это оконное стекло. Расстояние- это дверь в пустую квартиру. Расстояние- это уезжающий автобус. Уходишь за один вздох Зимы. Это быстро? Да. Время.
Что такое Время?
Время - это листья на асфальте. Время – это куртки и шарфы. Время - это беглые пустые взгляды. Нужно быть рядом? Нет времени. Слишком много дел. Слишком холодно. Двадцать четыре часа в сутки – это слишком мало.
Вечер. Мне кажется, вечер – это бархатное покрывало. А может быть, вечер - это морское дно на самой глубине. А мы – маленькие рыбки. Давай уплывем? Нельзя.
Думай. Вспоминай. Чувствуй. Не можешь…
Слишком много слов. Ты знаешь, что слова - это наше дыхание? Это всего лишь необходимость. Ты знаешь, что мы можем понять друг друга, просто посмотрев в глаза? Нет. Расстояние.
Мы заточены в клетку. Не замечаешь? Оглянись. Увидит лишь тот, кто хочет.
Ты свободен. Ты просто еще не знаешь этого. Оглянись…
Уходишь. А может, все еще не поздно? Давай остановим время? Давай отправимся в прошлое.
В книжке, которая тоже врала, сказали, что в прошлом ничего нет. Есть лишь призрак, отпечаток. Но если попробовать вспомнить? Всего лишь попробовать…
За один вздох Зимы.
Тишина.
Все проходит…